В Аду было чертовски холодно, ветер пробирал до костей. Шагавший рядом чёрт был в одних штанах, небритый, курил сигару. Он поглядывал по сторонам, высматривая кого-то. Решив завести разговор, я сказал чёрту:
— Холодно у вас тут… сегодня.
— Привыкай, человечек, ещё…
— Роман! – представился я, перебив чёрта. Он оказался Ирычем и сказал, чтобы я помалкивал и не мешал ему работать.
Последнее, что я помнил, была огромная площадь, в конце которой было двое ворот, белые и чёрные. В белые ворота ангелы заводили под ручку старушек и старичков, которые всем улыбались и спрашивали, где тут святой Пётр. В Раю нет места молодым, подумал я тогда.
Внезапно багровые небеса разверзлись и нам на головы упала девушка, мокрая, в синем платье. Ирыч выплюнул испорченную сигару:
— Птфу, овечки и дудки! Не могла утопиться на пять минут позже!
— А что, ей к воротам не надо? – поинтересовался я.
— Самоубийцы прямиком в Ад. А ты что думал: прыгнул с моста и вот те сразу овечки и дудки, белые крылышки и мёд три раза на день?
— А я мёд не люблю, – честно ответил я.
— А тебе и не дадут! Буди дуру, нам три дня ещё тащиться.
Девушка лежала на серых камнях, чёрные волосы слиплись от воды. Недолго думая, я начал её тормошить. Она открыла глаза и уставилась на меня, как голодная кошка на рыбу.
— День добрый! Я Роман, это чёрт Ирыч, все мы в Аду. Вы только что удачно утопились и упали нам на голову… приятно познакомиться, – добавил я. Она приподнялась, осмотрелась, улыбнулась полусумасшедшей улыбкой маньяка.
— Марина, – она протянула руку, чтобы я помог ей встать. Чёрт, дымя новой сигарой, заметил, что она очухалась и сказал мне, чтобы я и “хренов водолаз” наконец-то пошли.
— Ну что, пошли к чёрту! – весело ответил я. Ирыч шёл впереди, а мы, спотыкаясь на камнях, завели разговор:
— Роман, как думаете, спим мы или крыша поехала? – Марина взяла меня под руку и шли мы, как вроде вечерком по парку, а не по дороге в Преисподнюю вместе с чёртом.
— Давайте на ты, а то чувствую себя старым профессором.
— Давай, а всё-таки?
— Ну, если мы сошли с ума, то, значит, я вас, пардон, тебя, придумал, или ты меня придумала, и Ирыча мы тоже придумали, а находимся в дурдоме.
— Поняла! Значит, или просто спим, или сдурели и всё равно дрыхнем, привязанные к кровати, а глюки — это от лекарств. Щас я тебя ущипну и ты проснёшься, а если нет, то ты меня.
Мы принялись щипать друг друга, давать пощёчины, Марина даже заехала мне в глаз. Мы решили остановиться, чтобы удобнее было драться. Чёрт заметил, что мы не идём, повернулся и засмеялся жутким смехом, как только черти могут:
— Ну, вы, мазохисты хреновы, овечки и дудки, не спите вы, хоть голова об голову бейтесь. Поздно просыпаться, когда до Ада три дня пешим ходом.
Мы повернулись и, наверное, первый раз подумали: а может, и правда не сон. Ирыч понял, что не доходит и объяснил конкретно:
— Так, тебя, Роман, давеча переехало грузовиком, когда ты во хмелю перебегал дорогу, да удачно упал, даже не понял ничего, а уже трезвый, да с целой головой на площади Успокоения сидел. А вы, мадам, уж не знаю, по какой причине, употребив с горла бутылку горькой, сиганули с моста в реку холодную и глубокую, там утопли и прямиком мне на голову. Наградили алкоголиками, спят они! Вот у Петра работа так работа, старичкам улыбайся, арфу в лапы, крылья на горб и своим ходом полетели. А мне таскаться с вами! А ну побежали вперёд и без разговорчиков, это вам Ад, а не пансион благородных девиц!
Мы переглянулись, ни она, ни я ни черта не помнили. Так, решил я, если сплю, значит, когда-нибудь да проснусь, а пока в Аду, то слушайся чёрта.
— Пошли, Маринка, а то злой он, как чёрт!
— Пошли, чёрт с ним, – поддержала она. Ирыч шутку не оценил, а только заметил, что наградили его алкоголиками, а также припомнил овечек, дудки, арфы, мёд и Петра. Это он так ругался, чёрту оказалось далеко по части матюгов до наших грузчиков и матросов.
— Холодно тут, — сказала утопленница, — зима у них, что ли?
— А в тюрьме сейчас обед, макароны дают! — пошутил я. Она засмеялась, шмыгая от холода носом.
— Тоже любишь старые фильмы? Кстати, а обед будет?
— А чёрт его знает! А ты, когда топиться шла, не поела?
Чёрт повернулся на наш развесёлый смех и подумал:
— Вот психи встретились на мои рога! Смешно им, понимаешь.
Ирыч плюнул и закурил. Я сказал:
— А знаешь, ведь про это песня есть у “Пикника”:
Он идёт походкой лунной
В дальний сад, где ночь без дна,
Где за оградою чугунной
Бродит девушка одна…
— Знаю, я слушала, только это про вампиров, но похоже на нас, особенно припев. И она тихонько пропела:
Кто они? И что им надо?
Пить да пить бы сладкий яд.
До утра обнявшись крепко,
Так они и простоят...
— Я вам простою! – заорал чёрт. — Бя-а-а-гом, не дойдём к ночи до Серой горы, жрать не дам! Ну а если вы спите, то и жрать во сне вам не надо, а я не чёрт, а вертолёт, как там ваш “Пикник” поёт:
Я прожектором-рукой
Раздеваю девку-ночь,
От великих до смешных
Все хотят попасть на борт… ах, чёрт!
И мы пошли. Так заканчивался наш первый день в Аду. Вообще-то было неплохо. Весёлый чёрт, распевающий “Пикник”, красавица-утопленница Марина, да и теплело понемногу. Только вот если это и вправду не сон? Солнце садилось за серые горы…
От края до края, небо в огне сгорает,
И в нём исчезают все надежды и мечты…
Кипелов, что, тоже, тут был?